За то, как пройдет Новый год в общежитии нашего факультета, я волновался больше, чем за результаты предстоящей сессии. Ведь ни одно поветрие не проходит мимо Долгопрудного. И когда грустно на душе, один студент садится за рояль и целый вечер играет для себя, а не для аудитории, другой - тянется к бутылке (однако и то и другое не ускользает от внимания деканата).

Но все прошло тихо, а результаты первых экзаменов вновь подтвердили, что среди моих подопечных - на младших курсах факультета управления и прикладной математики МФТИ - не слишком много «дятлов». На вузовском жаргоне это слово нынче обозначает людей, способных только «долбить» - упорно, в одну точку. Дятел - хорошая птица, но когда дятлов слишком много - перекос в экологии. Эта птица, порожденная взглядом на студента, как на корабль, уходящий в неведомое плавание и нагруженный чем попало,- нетипична для нашего вуза. Ведь при нормальном течении дел человек не может и не должен знать все одинаково хорошо. А необходимость изо дня в день делать уроки «от» и «до» воспитывает трудолюбие, но не всегда инициативу...

В конце ноября на совещании у проректора по учебной работе профессора Д.А.Кузьмичева разгорелась не вполне обычная дискуссия. Руководители кафедр и работники деканатов более или менее дружно констатировали: студенты плохо посещают лекции. И это при очень высокой успеваемости и почти неизменном первом месте по Минвузу РСФСР!

Вроде бы парадокс.

Заместитель заведующего кафедрой теоретической физики профессор С.П.Аллилуев поведал, как к нему в аудиторию в разгар лекции вошел некто в шляпе и очень деловито стал оглядываться по сторонам. К хождениям во время занятий физтеховцам не привыкать! Но чтобы в шляпе и столь бесцеремонно... Профессор поинтересовался, кого пришелец ищет. Тот сообщил фамилию и имя разыскиваемого, а на предложение выбрать для поисков иное время даже обиделся: «Но он мне правда очень нужен!».

Рассказанное вызвало дружный смех, сменившийся затем вполне резонными репликами - мол, разболтались студенты, занятые парением в высотах науки, о приличиях позабыли... Но тут взял слово молодой доктор наук А.С.Холодов. (И один из немногих среди присутствовавших на совещании у проректора питомцев Физтеха).

- Ну, сдают студенты некоторые курсы в основном по учебникам! Так, может, скажем спасибо авторам хороших книг? Когда я сам был студентом - света белого не видел, выполняя одно обязательное задание за другим. И между двумя грехами - не сдать в срок задание или не пойти на лекцию - выбирал обычно второе... И мне ставили тройки, наказывая за плохую посещаемость... Но тогда в общежитии телевизоров не было и рабочая неделя, утвержденная планом, еще не перевалила за сорокачасовой рубеж...

Преподаватели спорят. Одни грустят по небольшому «лицею» пятидесятых годов, когда каждый из основавших его академиков, можно сказать, за ручку вел в науку свой «детский сад». Других тянет к школьному жесткому распорядку, успешно регламентирующему весь остальной вузовский мир: «Выучите параграф такой-то и главу такую-то...».

У преподавателей сегодня стремление к математической ясности в работе, пожалуй, не меньше, чем у технологов, грустящих, что деталь можно сделать и тяжелой, и легкой - а она все равно будет по ГОСТу!

К вам приходит человек. Из него эа пять лет нужно сделать не только специалиста, а еще и интеллигента - что существенно труднее.

Перед тем, как десять лет назад превратиться из сотрудника исследовательской организации в преподавателя вуза, я кое-что почитал по педагогике и методике преподавания. И был поначалу удивлен, ни разу не услышав в стенах МФТИ обиходного, как мне казалось, словосочетания «проблемное обучение». Я обнаружил, что физтеховские кафедры не оттесняются от непосредственного воспитания специалиста ни студенческим научным обществом, ни какими-либо другими организациями. В этом смысле МФТИ сегодня, может быть, самый традиционный из вузов страны.

«Не бывает кружков танцев в балетном училище!» - сказал один из наших профессоров. Не тут ли секрет серьезности, с которой в физтеховце тщательно оберегают и растят его индивидуальность, не давая погружаться в индивидуализм!..

Периодически ловлю себя на том, что смотрю на происходящее вокруг глазами личности, сошедшей с конвейера.

Сознаваться в этом не стыдно, хотя и немного грустно. Приобретенный на пути в Физтех жизненный опыт был небесполезен. Но приблизиться к тому, что сегодня увлекает, можно было бы раньше.

Слишком уж жесткими и официальными стали границы между вузами. И в судьбу довольно трудно бывает внести необходимые коррективы.

Не у каждого хватает решимости собраться и приехать в Долгопрудный, где он будет выслушан и, если собеседование по всему курсу физики и математики покажет его достаточную подготовленность, - зачислен на соответствующий курс. Иным совсем не хочется бросать вуз, где они уже учатся. Но найти приемлемый способ восполнить некую «недостаточность образования», ощущаемую ими, непросто. Среди нынешних пятидесятилетних профессоров и доцентов технических вузов немало тех, кто за годы учебы окончил еще и математический факультет университета. А в студенческие годы нынешних сорокалетних уже появилось немало ограничений, вызванных больше заботой о «пристойной посещаемости», чем о якобы перегруженном студенте.

Мой хороший друг Андрей Процеров, заканчивая МВТУ, увлекся проблемами экономики и управления производством. И поступил сразу на четвертый курс Плехановского института. Люди, с которыми он там встретился, оценили серьезность его намерений, и его энергии хватило на два вуза.

А когда мы с ним до того предприняли подобный же поход на мехмат МГУ, нам отказали, сказав: «Не положено!».

Между прочим, в МФТИ, при всей экстремальности программы, иной раз можно услышать от студента недоуменный вопрос: почему, дескать, предметы нужно изучать непременно последовательно, а не параллельно?..

...Было это лет пятнадцать назад. Я заканчивал вуз, который трудным не считал, успевал неплохо учиться и много времени тратить на дела, к учебе не относящиеся. Тогда еще был нормальный конкурс сдавших экзамены, а не заявлений, как сейчас. Но уже начали довольно громко говорить о «кризисе» инженерной профессии. А что такое «кризис»?..

На первом курсе я попросил преподавательницу высшей математики, быстрым темпом излагавшую нам весьма фундаментальные вопросы, дать вывод только что написанной на доске формулы. Она недовольно сказала: «Раз такой любознательный - поступал бы на физтех!».

А я, признаюсь, переезжая из одного конца страны в другой вместе с отцом-военнослужащим, до того времени мало что знал об уже весьма сильном магните для молодых умов. И вот любознательность моя получила направление... Я обнаружил, что глава кафедры, дававшей мне специальность, чрезвычайно уважаемый в научном мире член-корреспондент АН СССР Всеволод Иванович Феодосьев имел непосредственное отношение к зарождению Физтеха. Он долгое время там преподавал по совместительству и даже «благословил» на уход туда из МВТУ студента-отличника Олега Белоцерковского, ныне академика и лауреата Ленинской премии.

В те годы кафедра Феодосьева казалась мне экзотическим островом, мало похожим на окружающий ее архипелаг. Всеволода Ивановича искренне интересовали студенческие оценки того, что происходит в вузе. И любое аргументированное мнение становилось отправной точкой для каких-то действий профессора, обращенных на его коллег... Формируя личность будущего специалиста, подобно своим собственным учителям, он выращивал в нас профессиональное достоинство. Может быть, поэтому из нас вышло что-то путное!..

Ни я, ни те, кто постарше и неопытней, не помнят случая, чтобы хорошо успевающий физтеховец пришел бы в деканат с просьбой его отчислить: «Не нравится мне здесь!» (И.Я.: не согласен - см. примечание^*)), а то и вовсе уничтожил бы уже готовую дипломную работу и отправился учиться куда-нибудь еще.

Я люблю Физтех за то, что здесь каждый знает, зачем он сюда пришел.

Мои однокурсники, тоже ставшие преподавателями, говорят о своих подопечных: «Дай бог научить их хотя бы конспекты вести!». Думаю, задача практически невыполнимая именно в силу своей изначальной ограниченности. А прогресс возможен только при ориентации на максимум!

Правда, максимумы у каждого - свои. Поэтому на совещании, посвященном учебной дисциплине, я встал и сказал:

- ...Как представитель деканата утверждаю - мы можем все, даже заставить ходить на все лекции. Но стоит ли?.. До сих пор степень заполнения аудитории служила преподавателю сигналом поработать над собой...

Тут я был ничуть не оригинален и не смел. Просто я хорошо помнил возмущение, которое вызвали недавно у нашего ректора академика О.Белоцерковского преподаватели младших курсов, чересчур увлекшиеся борьбой со шпаргалками: «Вам что важней - реальные знания или обьем механической памяти студента?».

Наш ректор любит нетрадиционные решения. Может быть, оттого происходящее в МФТИ никак не назовешь реализацией педагогической шпаргалки. А многих из нас, волей судеб воспитанных вдали от Долгопрудного, время от времени к ней тянет. И хорошо зная, что «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань», мы все же пытаемся сделать нечто подобное.

Примечание

Сканирование и подготовка текста -
Игорь Янковский, к.ф.-м.н.,
выпускник ФУПМ МФТИ 1985 г.,
аспирантуры МФТИ 1988 г.
Июль 2009 г.

Мерзляковский переулок, в котором стояла наша 110-я школа, выходил на Большую Никитскую улицу (бывшую Герцена). Угол занимал магазин "Консервы", в котором мы пили томатный сок с солью и перцем. На другой стороне Большой Никитской - обшарпанное здание с колоннами, церковь, в которой венчался Пушкин. Нынче церковь отреставрировали и рядом построили беседку, в которой стоят бронзовые Пушкин и Гончарова, одного роста, чужие и непохожие. Магазин "Консервы" закрыли. А здание школы передали музыкальному училищу при консерватории.

Школа была знаменита. Директором был известный всей Москве Иван Кузьмич Новиков (Кузьма), поддерживавший в школе дух элитарности и интеллектуального соревнования. Сейчас мне кажется, что в то страшное время (мы окончили школу в 1947 году) Кузьма никого не боялся. В школе учились "сынки": Каганович, Шкирятов, Зверев, братья Тимошенко... Учились они плохо, их перетягивали из класса в класс, но зато в зимнее время в школе всегда было тепло. Впрочем, перетягивать приходилось не всех. Наш одноклассник Серго Микоян стал известным специалистом по Латинской Америке, журналистом, а главное, хорошим человеком...

До революции школа была гимназией. Да и не похожа она была на обычную советскую школу. Ведь как строили у нас средние школы? Пятиэтажки с коридорами от туалета до туалета. Вместо двух туалетов - учительская и кабинет директора. На подоконниках - горшки с цветами, между окнами - руководящие портреты. А на фронтоне, над входом в школу, - четыре высочайше утвержденных барельефа: Пушкин, Толстой, Горький и Маяковский. И только они. (А почему не Гоголь, не Чехов? О Бунине я уже не говорю.) В "сто десятой" не было этой казенной симметрии, и руководящих портретов не было. Помню, висели портреты Нансена и Зелинского (школа сперва носила имя великого путешественника, а потом известного химика). Да разве дело было только в оформлении здания? Нашим школьным урокам математики, литературы и истории позавидовали бы студенты. Сам Кузьма вел "урок газеты", учил читать газеты между строк. По тому времени это была крамола для узкого круга. Эйдельман сравнивал нашу школу с пушкинским Лицеем. Может быть, поэтому дружба нашего класса прошла через всю жизнь. Каждый год мы приходим на свой традиционный сбор и с каждым годом сидим "просторнее, грустнее", вспоминая вслед за Пушкиным, "чему свидетели мы были". Эйдельман гадал, кто из нас будет Горчаковым, переживет всех и в одиночестве встретит этот день, последнюю субботу ноября. Сам он ушел рано, одним из первых.

Лучше в жизни уже не будет

От редакции. Владимир Григорьевич Зелевинский, профессор факультета физики Университета штата Мигичан, прислал в редакцию статью памяти Бориса Ерозолимского, одного из последних участников команды Курчатова.

На экране компьютера передо мной проходят страницы неоконченного автобиографического повествования, история одной жизни, названная «Клочки памяти». Автор ушел из жизни 26 августа 2014 года в городке Андовер (штат Массачусетс, недалеко от Бостона). Ему было 93. А жизнь его была замечательной и достойной.

Борис Григорьевич Ерозолимский, для многих просто Б.Г., не стал академиком или нобелевским лауреатом, хотя одну высокую премию он получил - Сталинскую премию 1953 года. Он был одним из последних могикан курчатовской команды.

Б.Г. учился на физическом факультете МГУ перед войной, тогда же, когда и А.Д. Сахаров и многие другие впоследствии известные ученые. Не успев закончить курс или начать самостоятельную работу, они были подхвачены военным вихрем. Копали окопы под Курском, а потом Б.Г., как физика, послали на курсы авиационных техников по новому направлению - оборудование самолетов и радиолокация. Выезжали на фронт, ремонтировали технику и возвращались к занятиям. Б.Г. стал тонким специалистом по импульсной электронике (конечно, ламповой).

С детства Б.Г. мечтал о театре, играл в классических пьесах в клубных постановках под руководством артистов МХАТа. Театр и физика боролись в его душе. Его демобилизовали, чтобы он закончил университет и присоединился к работе в атомной программе. А он думал «удрать в театр». Постепенно физика победила, он открыл в ней красоту мысли и изящество глубоко продуманного эксперимента. Он попал в курчатовскую Лабораторию № 2, из которой вырос Институт атомной энергии, позже получивший имя Курчатова.

Они строили ядерный реактор. Вместе с другим прекрасным физиком, Петром Ефимовичем Спиваком, Б.Г. должен был измерить так называемое ню эффективное, основную характеристику цепной реакции, число вторичных нейтронов на акт деления. Здесь его квалификация в электронике была незаменимой. Когда в конце концов они были уверены в результате и принесли ответ Курчатову, тот посмотрел на цифру и сказал только: «Молодцы», - он уже знал этот ответ из агентурных данных... В дальнейшем Спивак и Б.Г. работали над измерением констант слабого взаимодействия в бета-распаде нейтрона, и эта тематика осталась для Б.Г., может быть, главной любовью в ядерной физике.

В 1951 году отец Б.Г., известный московский врач, был арестован. По-видимому, это была первая прикидка будущих больших процессов. Но главный обвиняемый, профессор Этингер, погиб в тюрьме, и отец Б.Г. был «просто» приговорен к 10 годам лагеря. В институте нашлись люди, которые начали злобную кампанию, требуя убрать сына врага народа из секретного учреждения. Тогда Курчатову удалось противостоять этому, Б.Г. услышал от него только «Спокойно работайте». Когда дело врачей развернулось, отец Б.Г. был привезен в Москву для новых допросов и обвинений. Неизвестно, какова была бы судьба Б.Г., если бы не вмешательство другой судьбы. Сталин умер, врачи реабилитированы, отец Б.Г. вернулся, а сын получил Сталинскую премию.

Следующий большой этап в жизни Б.Г. - работа с Андреем Михайловичем Будкером над первым ускорителем электронов на встречных пучках. Когда легендарная восьмерка (необычная форма этой машины), ускоритель ВЭП-1, была почти готова, Будкер получил для дальнейшего развития ускорительной и плазменной физики свой институт - ИЯФ в новом Академгородке под Новосибирском (И.Я. - директором ИЯФ в 1957-1977, до самой своей смерти был Будкер Герш Ицкович... Обычная советская практика замены имен, отчеств, а иногда даже и фамилий).

Б.Г. был в ученом совете ИЯФа и получил предложение переехать в Сибирь и возглавить там большую лабораторию. Как рассказывал Б.Г., он просто «испугался» необходимости руководить сотнями людей. Ему хотелось делать свой эксперимент своими руками, с небольшим числом близких сотрудников. После долгих раздумий он отказался и остался в Москве. Уже в Америке он часто возвращался в разговорах к этому прошлому и признавался, что сожалеет об этом решении, - вся дальнейшая жизнь пошла бы иначе... ВЭП-1 был успешно запущен в Сибири, открыв дорогу для будущих ВЭППов (электрон-позитронных встречных пучков).

В Москве, в Курчатовском институте, уже без Курчатова, продолжалась работа по физике слабых взаимодействий. Попутно Б.Г. внес большой вклад в прикладную ядерную физику - развитие техники нейтронного каротажа, разведка нефтяных месторождений с помощью нейтронных источников. Опять было выдвижение на государственную премию, но на каком-то этапе Б.Г. выпал из списка, уступив место администраторам разного калибра. Новая тяжелая полоса жизни началась после того, как сын Б.Г. решил уехать из страны. Б.Г. пытались заставить публично осудить сына, и не было уже Курчатова для защиты. Конечно, эта позорная кампания не достигла цели, но она заставила Б.Г. уйти из своего родного Курчатовского института. Он нашел новое пристанище в Гатчине, в (ныне Петербургском) Институте ядерной физики. Всё та же неисчерпаемая физика - слабые взаимодействия, распад нейтрона.

В 1991 году Б.Г. уезжает в США. В 70 лет он начинает новую жизнь. Постепенно устанавливаются контакты с американскими физиками в Гарварде, в НИСТе (Национальный институт стандартов и технологии). Вместе с другим бывшим московским физиком, Львом Гольдиным, Б.Г придумывает новые методы прецизионных измерений характеристик слабых взаимодействий, успешно убеждает американцев начать такие эксперименты. Он с удовольствием рассказывает о своих идеях, всегда добавляя: «Это же безумно интересно». Когда после одного из семинаров я подошел к докладчику и начал было говорить, что мой старый друг предлагает..., он моментально прервал меня словами: «Конечно, это Б?рис».

Полный опыт по бета-распаду нейтрона с регистрацией всех трех частиц (протон, электрон и антинейтрино) описывается несколькими параметрами, измеренными с разной степенью точности. Б.Г. воспринимал эти параметры, как будто это были его личные знакомые, каждый со своим трудным характером, так он и рассказывал о них. Одна из этих величин, «маленькое <а>», коэффициент угловой корреляции электрона и антинейтрино, была его любимицей, и главный эксперимент, уже без Б.Г, должен измерить ее гораздо точнее, чем раньше, и, возможно, найти отклонения от нынешней стандартной модели.

Почти ежегодно летом Б.Г. ездил в Москву, в родной «Курчатник». Каждый раз он надеялся увидеть работающих физиков, обсудить новые результаты, почерпнуть новые идеи. Все повторялось: каждый раз он возвращался глубоко разочарованным, резко говорил: «Мерзость запустения» - и всё же опять ехал через год. Он старел, прибавлялись морщины, судьба не обошла суровыми ударами его семью. Оставалась наука, оставались новые бостонские друзья, оставалась любимая музыка. Со времен своей театральной молодости Б.Г. хранил трепетное отношение к высокому искусству, его выразительный голос замечательно звучал, когда он вспоминал любимые стихи и классические арии. У него было свое отношение к живописи и к искусству вообще: только две категории - «волнует» или «не волнует». И если «волнует», то его глаза увлажнялись, и было видно, что он действительно глубоко чувствует это.

Один из его молодых американских коллег, узнав печальную новость, написал: “Boris was a remarkable man with a remarkable history. It seems like there are so few of them left, which makes the loss еven sadder”. Но я уверен, что для многих, знавших его, всегда будет звучать его крепкий, ясный, совсем не старческий голос - «Ведь это безумно интересно...».

Профессор МФТИ Дмитрий Владимирович Беклемишев поделился с «Потоком» воспоминаниями о военном времени, детских годах и семье.

Дмитрий Владимирович Беклемишев - профессор МФТИ, доктор педагогических наук, более полувека преподававший на Физтехе. Автор многократно переиздававшегося учебника «Курс аналитической геометрии и линейной алгебры».

Родился в Перми 4 сентября 1930 года. Окончив в 1948 году школу в Москве, поступил на механико-математический факультет МГУ. Вскоре после защиты кандидатской диссертации в МГУ, в 1956 году, стал работать в МФТИ на кафедре высшей математики.

В 1994 году получил степень доктора педагогических наук.

В 2002 году стал лауреатом премии Правительства Российской Федерации в области образования. Является заслуженным профессором МФТИ с 2005 года.

Отец Дмитрия Беклемишева - Владимир Николаевич Беклемишев - советский зоолог, являлся членом Академии медицинских наук СССР и польской Академии наук, а брат - Константин Беклемишев - был профессором кафедры зоологии беспозвоночных МГУ.

Интервью, которое вы сейчас прочитаете, составлено особенным способом. Все ответы Дмитрий Владимирович дал письменно, получив предварительно список вопросов по электронной почте. 28 апреля корреспондент «Потока» встретилась с Дмитрием Владимировичем, чтобы обсудить детали ответов, и, после дальнейшей работы, текст интервью был готов.

Надеемся, что читателям понравится интервью и что оно будет распространено среди как можно большего количества людей, имеющих отношение к Физтеху, коллег Дмитрия Владимировича и студентов МФТИ, а также тех, кто интересуется наукой и математикой, кто знает и ценит учебник «Курс аналитической геометрии и линейной алгебры».

Детство и семья

Студенчество

Физтех

Преподавание и наука

Мировоззрение и путешествия